Длинные тени коридоров расступаются перед тусклым светом, причудливыми узорами пляшут по каменным стенам и заколдованным портретам, оставляя позади себя уродливые образы из сказок и легенд, призванных пугать непослушных детишек. Я практически не отдаю себе отчета в том, куда иду; в голове сплошная каша из обрывком мыслей, воспоминаний, фантазий, желаний, снов и разговоров - реальность смешалась с вымыслом, как только за моей спиной закрылась массивная дверь профессора Граббли-Планк. Все мое спокойствие улетучилось, не оставив следа, выхолодилось тьмой и звуками, острой кромкой которых можно было резать плотную ткань моей боли.
    Время замедлилось: я не смогла бы сказать, который час, сколько времени назад я вышла из кабинета и когда дойду до гостиной, чтобы забыться болезненным сном. Я не отдавала себе отчета и в пространстве - грязные стены превратились в петляющий лабиринт из поворотов, закоулков и тупиков. Я ходила взад и вперед, поднималась вверх и спускалась вниз, меняла одни волшебные лестницы на другие, путала этажи, натыкалась на стены и спотыкалась о пороги, слепо смотря в черное сердце, хотя мысли мои пульсировали одно горячей мыслью.
    Воздуха.
    Мне отчаянно хотелось покинуть замок с того самого момента, как разгоряченная кожа ощутила дуновение ветра из открытого окна. Мне не хватало воздуха, болела голова, закрывались глаза и отказывало повиноваться тело. Все, что мне нужно было - воздух. Я чувствовала странную привязанность к этому веществу, ощущала ее каждой клеточкой, хотя еще пару часов назад не страдала так всего лишь от недостатка кислорода. Просто не отдавала себе отчета в том, что зависима.
    В очередной раз я налетаю на твердую поверхность, делаю шаг назад без всякой реакции, как будто так и должно быть, хочу развернуться и пойти обратно, но рука невольно тянется прикоснуться, остановиться, лишь на секунду. Вопреки ожиданиям вместо холодного бетона стены я ощущаю тепло и шереховатость дерева. Это пьянит меня, возвращает чувственность и жалкую способность мыслить, допуская к рефлексам и инстинктам одурманенный болью рассудок. Я тяну руку вверх, натыкаюсь ладонью на массивные петли, еще правее - на холодную стену. Веду в противоположном направлении, чувствую каждую впадинку и трещину на старой древесине,пока снова не нахожу железо. Поднимаю палочку, отхожу на шаг, недоуменно оглядывая размеры, и только спустя мгновение принимаю ответ.
    Меня тянет вперед. Я прилагаю остатки сил, чтобы сдвинуть дверь хотя бы на сантиметр, она скрипит непозволительно громко, но поддается. Прохладный ветер ночи проникает в замок, ерошит волосы, остужает и отрезвляет, уносит заботы прочь и сулит отдых. Я допускаю легкую блаженную улыбку, подаюсь вперед и переступаю за порог, окончательно нарушая правила отбоя. Воровато оглядываюсь по сторонам, ведь, если дверь все еще не заперта, кто-то из преподавателей остается снаружи, а попадать им на глаза - меньшее, что мне хотелось делать. С минуту я стою на крыльце под проникающим под самые ребра ветром, а только потом делаю первые неуверенные шаги в сторону леса, что темной стеной возвышается поодаль. Корявые сучья его деревьев вздымаются вверх, режут темное небо, из разрывов которого россыпью хлещут звезды. Они мерцают вдали, холодные, безликие и мертвые; я совсем не верю в их участие в нашей жизни - они слишком далеки и безмолвны к нашим страданиям и мольбам.
    До кромки леса остается всего десять шагов, когда я останавливаюсь. Резко, почти падая на землю. Меня пошатывает, сердце бьется в груди от быстрого шага, а мысль о том, что я творю, не дает покоя. Я оборачиваюсь лицом к замку, вглядываюсь в редкие окошки света, а точнее одно, в то, что покинула не так давно. Мысли возвращаются к Мине, я снова слышу запах чая и трав, слышу шелест пергамента, а сквозь полузакрытые веки вспоминаю, как ее пальцы накрывают мою ладонь.
    Чувства хлещут через край и единственное спасение - бежать. Шаг за шагом я ускоряю темп, петляю меж деревьев, полностью теряя из виду небесный чертог и всякое освящение кроме все еще горящего заклинания на конце палочки. Ноги не слушаются, заплетаются, спотыкаются о вековые корни и в какой-то момент я теряю равновесие и всякое чувство ориентации в пространстве. Руки обжигает болью, когда усыпанная лесным мусором земля больно ударяется о ладони. Я кашляю поднявшейся пылью, без сил опускаясь на холодную почву и, наконец, отпускаю себя.
    Слезы рвутся на волю, без особого на то повода - просто нужно поплакать. Крик застревает в горле и мешает дышать, ногти впиваются в и без того окровавленные ладони, усиливая боль физическую: я привыкла выбивать ею боль душевную. Мне хочется добить себя, молить о смерти у первого встречного, убить себя самой, если понадобится.
    Лишь бы прекратить этот ад.